Did you there was someone named Dyatlov in a position of authority at Chernobyl? I don't think Dyatlov is a common Russian surname.
At first, let's consider a fragment of an interview with Vladislav Gordo, the son of Lev Gordo (head of the UPI tourist section):
– Did your father tell you what kind of person the leader of the group, Igor Dyatlov, was like?
– He was a bright, extraordinary person. My father knew both Boris Yeltsin and Igor Dyatlov very well. So: the makings of a leader with Dyatlov were even higher than those of the future president of Russia. According to his father, Dyatlov always achieved his goal. He was tough, wayward, did not like control over himself. On that trip, he left and did not even leave an exact route.
So, the following collected material about the Chernobyl NPP from evidence, already in some kind of artistic form, it seems to me, very clearly illustrates on the example of his namesake, also Dyatlov (Chernobyl engineer Anatoly Dyatlov), let's imagine how Igor Dyatlov could behave in the future life. And also imagine what exactly happened in that event on Mount Holatchakhl, on the Mountain of the Dead. But at the same time, I don't think that's the case at all.
In a review dated 9 Jun. 2019 – In the series «Chernobyl» Anatoly Stepanovich Dyatlov, deputy chief engineer of the Chernobyl nuclear power plant, is shown as a disgusting boss, whose amazing negligence eventually led to the explosion of the reactor. Now Dyatlov is one of the most hated characters, and his quotes from the series, in which he denies the disaster, have turned into memes…
Anatoly Dyatlov, on the right in court in July 1987, you will recognize by his mustache, and American actor Paul Ritter, who plays him in the movie Chernobyl.
After MEPhI, the real Anatoly Dyatlov was sent to work at the Lenin Komsomol shipbuilding plant in Komsomolsk-on-Amur. In 1973, for family reasons, he was transferred to the Chernobyl nuclear power plant under construction, although he was more of a theoretical physicist and had never worked with a nuclear power plant before. For 13 years of work on it, Dyatlov rose to the rank of deputy chief engineer of the station.
FURTHER ARTISTIC TEXT
… All this meant: the experiment with the run-out of the rotor fails. This was immediately understood by all nuclear operators, including Leonid Toptunov and unit shift supervisor Alexander Akimov. Anatoly Dyatlov, deputy chief engineer for operation, also understood this. The situation was rather dramatic. The usually slow Dyatlov ran around the panels of the operator's console. His hoarse quiet voice took on an angry metallic sound: «Japanese carp! You can't! Failed miserably! Ruining the experiment!
His anger was understandable. The reactor is poisoned by decay products. It is necessary either to immediately increase the power, or to wait a day until it is poisoned… So it was necessary to wait. Ah, Dyatlov, Dyatlov…
Toptunov made the only correct decision. «I won't get up!» Toptunov said firmly. Akimov supported him. Both expressed their concerns to Dyatlov. «What are you talking about, Japanese crucian! – Dyatlov attacked Toptunov. – After a fall from 80%, according to the regulations, a rise is allowed in a day, and you fell from fifty percent! The regulation does not prohibit If you don’t rise, Tregub will rise…» – It was already a psychic attack: Tregub, the head of the block shift, who handed over the shift to Akimov and stayed to see how the tests were going, was nearby.
(Thus, at the time of testing, there were 2 shifts at once – to see, learn how to stop the reactor). The main motive in the behavior of the staff was the desire to complete the tests faster:)
«Let's push it a little more, and it's done. Have fun guys!..»
There were 25 minutes left before the explosion. Akimov, until his death on May 11, 1986, repeated, while he could speak, one thought that tormented him:
– I did everything right. I don't understand why this happened.
(Comment: here this phrase echoes the words of the dissertation candidate Kuryakov at a press conference in 2019: «Taking into account the fact that Thibeaux-Brignolles and Zolotaryov were outside the tent, it was not 14, it was already about 10 seconds. I mean, they did everything right!» – also a misunderstanding of what is happening.)
In total, there were 211 movable absorbing rods at the Chernobyl 4th power unit, drowning out the nuclear reaction. (Another number of rods were mounted motionless). According to the report of the USSR in the IAEA, 205 rods were in the highest position. According to Toptunov, there were 193 rods at the top.
Contrary to the recommendation of the Institute. Kurchatov, the number of operational stock rods was underestimated from 30 to 16 at the NPP itself. In fact, the operational reactivity margin (muffling) was 6-8 rods at the time of the accident, or even less.
… Dyatlov was also calm. He walked along the block control room and hurried the guys:
– Another 2-3 minutes and it will all be over. Have fun guys!
(Further, we recall that the height of the city of Otorten, from where Sogrin got the note, having climbed onto a 7-meter rock with the help of an ice ax, took out a note. Axelrod was there. According to new data, 1234 meters, and then with an accuracy of centimeters, which is not serious. At the time of Dyatlov's trek, the height of the mountain was measured inaccurately and was considered equal to **, there was nothing beautiful in it then. But you can't escape fate, the magic of numbers. Chernobyl engineer Medvedev in his book gives the same figure, which is easy to remember.)
«At the same moment, i.e. at 01:23:04, steaming of the main circulation pumps began and there was a decrease in water flow through the core. The coolant boiled in the technological channels of the reactor.» Such a clever phrase, simply meaning that the water began to boil and began to turn into steam in the pipes. Further in the book: «At 01:23:40, Akimov, the head of the block shift, pressed the emergency protection button, at the signal of which all the control rods entered the core.»
Then the phrase sounds: «The button was pressed, and the acceleration of the reactor on prompt neutrons began.» This is the official version, which I do not agree with, about how «halfway along the absorbing rods got stuck and the first menacing blows were heard from the central hall», as well as with the official avalanche version at the pass. Here is Medvedev’s phrase right away: «At the first moment: numbness, everything in the chest collapses with an AVALANCHE… the arrows of the recorders and instruments scatter in different directions» Okay, more on that later… It is clear that the same fantasy about the arrows. Read more…
«Skinning his hands and painfully hitting the corners of the handrails, Perevozchenko rushed down the steep, almost vertical spiral staircase down to the +10 mark, into the transition corridor connecting the premises of the main circulation pumps.» / Tell me, does this remind you of anything? /
Also, by analogy with the two outside the tent, there are also two here: Valery Khodemchuk (he monitored the behavior of the pumps in the run-down mode of the generator rotor), and Vladimir Shashenok (took the instrument readings in the run-down mode).
«Then, in the last 20 seconds before the explosion, when Perevozchenko flew headlong from a 50-meter height down to +10, a violent steam-zirconium and other chemical and exothermic reactions took place in the core with the formation of hydrogen and oxygen, i.e. explosive mixture.» Here, I probably won’t be mistaken if I say that this was not some kind of poison formed, just that the released nuclear energy had to go somewhere, and it went to split water, and then this unstable mixture contained energy that was ready apply to something else. During the accident in the USA in 197**, the explosion of this hydrogen was just avoided. It is further written that the computer equipment then considered the parameters very slowly, 7-10 minutes.
It is further written that a column of flame 170 m high, if I understood correctly, and «nuclear dust through the holes that formed, woke up down into the under-reactor space.» Like it or not, we need evidence.
Here is a continuation of the fireman's entry from the journal of the 6th clinic: «I saw a black FIREBALL that soared over the roof of the engine room of the fourth power unit.» An explosion in the reactor threw up and deployed a plate weighing 2000 tons in the air. In a deployed, slightly inclined position, it again collapsed onto the apparatus, leaving the active zone ajar on the right and left.
Night fishermen on the shore of the supply channel grabbed 400 rem each, closer to the morning they began to feel uncontrollably sick, both of them became very ill. With heat, like fire, it burns inside the chest, cuts the eyelids, the head is bad, as after a wild hangover. And vomiting, continuous, exhausting. During the night, they tanned to blackness, as if they were roasting in the sun for a month in Sochi.
And on the display of the channels you can see: there is no water! «What the hell?!» thought Akimov indignantly. «After all, 8 main circular pumps are in operation!» It should be noted here that instead of 6 regular pumps, all 8 were turned on for the duration of the experiment, which, because of this, began to supply too cold water.
Dyatlov, blocking the roar and noise, gave the command in a heart-rending voice: «Collenge at emergency speed!» But it was more likely not a command, but a cry of horror… «Yo-mine!.. – Dyatlov flashed in panic. – A rattle rattled… Where ?. Looks like it's in the CPS (protection control system) emergency tank.»
Breathless Perevozchenko ran into the room:
[–] There's something terrible… The patch of the reactor is falling apart. Plates of assembly eleven are jumping as if they were alive…
The senior engineer, pale, looked tensely at Akimov and Dyatlov.
[–] Fire in the engine room!
Akimov and Dyatlov jumped up to the open door. There was horror. Something unimaginable. It burned in several places at the 12th and zero marks… The oil pipelines were broken… the roof collapsed.
Dyatlov jumped out of the control unit and, rattling his boots, slipping with a soul-rending rattle on broken glass, ran into the backup control room. The reactor was destroyed. But Anatoly Stepanovich Dyatlov thought differently: the reactor was intact, the CPS tank in the central hall exploded. Reactor target… Reactor target…
The windows in the room are broken, they slip underfoot with a screech, and there is a strong smell of ozone. Dyatlov looked out the window, sticking his head out. Night. The roar and roar of a raging fire. In the reddish glow of the fire, a terrible blockage is visible… Also, the eyes saw red-hot pieces of graphite and fuel. But consciousness did not accept the terrible meaning of what he saw…
Dyatlov returned to the control room. In the soul, either an elastic will to action rose up, or everything collapsed into the abyss of hopelessness and apathy. What background? Unknown. There are no devices.
[–] Yes, there was a device for 100 x-rays, but it burned out. The second one in the cloakroom is closed… The cloakroom is in the rubble.
[–] There is no central hall, – said Proskuryakov. Everything was blown away by the explosion. Sky overhead. From the reactor fire…
– You guys don’t understand, »Dyatlov said, drawing out his words. – It was something burning on the floor, and you thought it was a reactor. Remember, the tank is at the 70th mark, built into the outer end wall of the central hall.. The tank volume of 110 cubic meters is not small, so… Not only a tent is such an explosion. But the whole block could have been blown up… We must save the reactor. It is intact… It is necessary to supply water to the active zone.
So the legend was born: The reactor is intact. This legend was reported to director Bryukhanov. And then – to Moscow. All this gave rise to a lot of unnecessary and even harmful work, which aggravated the situation at the nuclear power plant and increased the number of deaths…
Dyatlov ran several times to the control unit of the 3rd block. They didn’t know yet that the fuel and graphite, thrown by the explosion on the roof, shoot through the concrete floor…
Returning once again to the control room-4, Dyatlov gave the command to Akimov:
– Call the shop day staff again. Everyone to the emergency block! First of all, electricians. It is necessary to cut off the hydrogen from the electrolyzer to the 8th generator. Only they will do it. Take action! I'll walk around the block…
– Lelechenko is about to arrive with his eagles.
(Let's remember the name of General Lelyushenko during the search at the pass!)
Davletbaev rushed to the blockage of the 7th turbine, but it was impossible to approach. Terribly slippery. Oil on plastic. The turbine was enveloped in water mist. The oil pump was turned off from the remote control…
Near the 7th car there is a telephone booth. From which the machinists called the control room all the time. There was a transformer against the booth, there was a piece of fuel on it, which they did not know about. Perchuk, Vershinin, Brazhnik, Novik received a lethal dose there.
By five in the morning – repeated vomiting and very poor health for many… (Recall that the hands of Igor Dyatlov's clock stopped at 5-31.)
Entering the control room, Perevozchenko said to Akimov:
– The reactor is destroyed, Sasha… We need to get people away from the unit…
– The reactor is intact! We'll give him water! Akimov objected passionately. We did everything right!
The air was thick and pulsating… They came close to the blockage. The blockage towered like a mountain, rising obliquely from the ground right up to the separator rooms.
– Yo-mine! – exclaimed Dyatlov. – What have they done! Lid!
The dosimetrist flicked the range switch back and forth, muttering: «Off scale… Off scale…!»
– Throw it away to hell!.. Japanese carp.. Let's go around the turbine hall…
Graphite and pieces of fuel are all around on the pavement… In the mind of the deputy chief engineer for the operation of the 40th power unit Dyatlov, 2 images, 2 thoughts now arose and lived, as it were. One:
«The reactor is intact. Give water.»
Second thought: «Graphite on the ground, fuel on the ground. Where, you ask? It's not clear where. The activity is crazy. I feel activity in my gut.
– All! – ordered Dyatlov. – Let's roll back!
By five o'clock the vomiting started. Very bad health. Headache. Brown-brown complexion. Nuclear tan. Gorbachenko and Dyatlov went on their own to ABK-1 and then the ambulance to the medical unit.
«Something is preventing water from getting into the reactor,» thought Akimov. «Somewhere on the pipeline, valves are closed.» They did not want to believe that the reactor had been destroyed and water was not getting into it. And from Moscow they transmitted: «Hold on! Cool down the reactor.»
====
Cначала рассмотрим фрагмент интервью с Владиславом Гордо, сыном Льва Гордо (главы турсекции УПИ):
– Отец вам рассказывал, каким был человеком руководитель группы, Игорь Дятлов?
– Это был яркий, незаурядный человек. Мой отец отлично знал и Бориса Ельцина, и Игоря Дятлова. Так вот: задатки лидера у Дятлова были даже выше, чем у будущего президента России. По словам отца, Дятлов всегда добивался поставленной цели. Он был жёстким, своенравным, не любил контроля над собой. В тот поход он ушёл и даже не оставил точного маршрута.
Итак, следующий собранный материал про Чернобыльскую АЭС из свидетельств, уже в какой-то художественной форме, мне кажется, очень ярко иллюстрирует на примере его однофамильца, тоже Дятлова (инженера ЧАЭС Анатолия Дятлова), представим, как Игорь Дятлов мог бы повести себя в дальнейшей жизни. А также представить, что именно происходило в том событии на горе Холатчахль, на Горе Мертвецов. Но в то же время мне кажется, что это вовсе не так.
В отзывах от 9 июн. 2019 г. – В сериале «Чернобыль» Анатолий Степанович Дятлов, заместитель главного инженера ЧАЭС, показан отвратительным начальником, чья поразительная халатность в итоге привела к взрыву реактора. Теперь Дятлов – один из самых ненавистных персонажей, а его цитаты из сериала, в которых он отрицает катастрофу, превратились в мемы…
Анатолий Дятлов, справа на суде в июле 1987 года, узнаете по усам,
и американский артист Пол Риттер, играющий его в фильме «Чернобыль».
После МИФИ настоящего Анатолия Дятлова по распределению отправили работать в судостроительный завод имени Ленинского комсомола в г. Комсомольск-на-Амуре. В 1973 году по семейным обстоятельствам его перевели в строящуюся Чернобыльскую АЭС, хотя он был скорее физиком-теоретиком и никогда не работал ранее с АЭС. За 13 лет работы на ней Дятлов дослужился до заместителя главного инженера станции.
ДАЛЕЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕКСТ ИЗ КНИГИ МЕДВЕДЕВА:
…Всё это означало: проведение эксперимента с выбегом ротора срывается. Это сразу поняли все атомные операторы, в том числе Леонид Топтунов и начальник смены блока Александр Акимов. Понял это и заместитель главного инженера по эксплуатации Анатолий Дятлов. Ситуация создалась довольно-таки драматическая. Обычно замедленный Дятлов забегал вокруг панелей пульта операторов. Сиплый тихий голос его обрёл гневное металлическое звучание: «Японские караси! Не умеете! Бездарно провалились! Срываете эксперимент!»
Гнев его можно было понять. Реактор отравляется продуктами распада. Надо или немедленно поднимать мощность, или ждать сутки, пока он разотравится… Вот и надо было ждать. Ах, Дятлов, Дятлов…
Топтунов принял единственно правильное решение. «Я подниматься не буду!» – твёрдо сказал Топтунов. Акимов поддержал его. Оба изложили свои опасения Дятлову. «Что ты брешешь, японский карась! – накинулся Дятлов на Топтунова. – После падения с 80% по регламенту разрешается подъём через сутки, а ты упал с пятидесяти процентов! Регламент не запрещает. А не будете подниматься, Трегуб поднимется!» – Это была уже психическая атака: Трегуб – начальник смены блока, сдавший смену Акимову и оставшийся посмотреть, как идут испытания, был рядом.
(Таким образом, в момент испытаний на месте было сразу 2 смены – посмотреть, узнать, как останавливать реактор). Основным мотивом в поведении персонала было стремление быстрее закончить испытания:)
«Ещё поднажмём, и дело сделано. Веселей, парни!..»
До взрыва оставалось 25 минут. Акимов же вплоть до самой смерти 11 мая 1986 года повторял, пока мог говорить, одну мучавшую его мысль:
– Я всё делал правильно. Не понимаю, почему так произошло.
(Комментарий: тут эта фраза перекликается со словами диссертанта Курьякова на пресс-конференции 2019г: «С учётом того, что Тибо-Бриньоль и Золотарёв были вне палатки, там не 14, там уже где-то 10 секунд было. Т.е., они сделали всё совершенно правильно»! – тоже непонимание происходящего.)
Всего на Чернобыльском 4-м энергоблоке было 211 подвижных поглощающих стержней, заглушающих ядерную реакцию. (Ещё какое-то количество стержней были вмонтированы неподвижно). По данным отчёта СССР в Магатэ, 205 стержней находились в крайнем верхнем положении. По свидетельству Топтунова – вверху находилось 193 стержня.
Вопреки рекомендации Института им. Курчатова, число стержней оперативного запаса было занижено с 30 до 16 на самой АЭС. Фактически оперативный запас реактивности (заглушения) составлял 6-8 стержней в момент аварии, а то и меньше.
… Спокоен был и Дятлов. Он прохаживался вдоль помещения блочного щита управления и поторапливал ребят:
– Ещё 2-3 минуты, и всё будет кончено. Веселей, парни!
(Далее, вспомним, что высота г. Отортен, откуда доставал записку Согрин, забравшись на 7-метровую скалу при помощи ледоруба, достал записку. Аксельрод был рядом. По новым данным, 1234 метра, а дальше с точностью до сантиметров, что несерьёзно. На момент похода Дятлова высота горы была измерена неточно и считалась равной **, ничего красивого в ней тогда не было. Но от судьбы, от магии цифр не уйдёшь. Инженер ЧАЭС Медведев в своей книге приводит ту же цифру, которую легко запомнить.)
«В этот же момент, т.е. в 1 час 23 минуты 04 секунды, началось запаривание главных циркулярных насосов и произошло уменьшение расхода воды через активную зону. В технологических каналах реактора вскипел теплоноситель». Умная такая фраза, попросту означающая, что закипела и стала превращаться пар вода в трубах. Далее в книге: «В 1 час 23 минуты 40 секунд начальник смены блока Акимов нажал кнопку аварийной защиты, по сигналу которой в активную зону вошли все регулирующие стержни».
Дальше звучит фраза: «Была нажата кнопка, и начался разгон реактора на мгновенных нейтронах». Это официальная версия, с которой я не согласен, про то, как «на полпути застряли поглощающие стержни и раздались первые грозные удары со стороны центрального зала», так же как с официальной лавинной версией на перевале. Тут сразу фраза Медведева: «В первый миг: онемение, в груди всё обрушивается ЛАВИНОЙ… стрелки самописцев и приборов разбегаются в разные стороны» Ладно, об этом чуть позже… Ясно, что про стрелки такая же фантазия. Читаем дальше…
«Обдирая руки и больно ударяясь об углы поручней, Перевозченко бросился по крутой, почти вертикальной винтовой лестнице вниз, на отметку +10, в переходный коридор, соединяющий помещения главных циркуляционных насосов». /Скажите, это вам ничего не напоминает?/
Ещё, по аналогии с двумя находящимися вне палатке, здесь оказываются тоже двое: Валерий Ходемчук (он следил за поведением насосов в режиме выбега ротора генератора), и Владимир Шашенок (снимал показания приборов в режиме выбега).
«Затем, в последние 20 секунд до взрыва, когда Перевозченко стремглав летел с 50-метровой высоты вниз на отметку +10, в активной зоне происходила бурная пароциркониевая и другие химические и экзотермические реакции с образованием водорода и кислорода, т.е. гремучей смеси.» Тут я, наверное, не ошибусь, если скажу, что это не какой-то яд образовался, просто выделяемая ядерная энергия должна же была куда-то деваться, и она шла на расщепление воды, а затем эта неустойчивая смесь содержала в себе энергию, готовую примениться на что-то дальше. При аварии в США в 197** как раз удалось избежать взрыва этого водорода. Дальше пишется, что вычтехника тогда считала параметры очень медленно, 7-10 минут.
Дальше пишется, что столб пламени высотой 170 м, если я правильно понял, и «частично ядерная труха через образовавшиеся дыры просыпалась вниз, в подреакторное пространство». Так это или нет, нужны свидетельства.
Вот продолжение записи пожарного из журнала 6-й клиники: «Я увидел чёрный ОГНЕННЫЙ ШАР, который взвился над крышей машинного отделения четвёртого энергоблока». Взрывом в реакторе подбросило и развернуло в воздухе плиту весом 2000 тонн. В развёрнутом, слегка наклонно положении она вновь рухнула на аппарат, оставив приоткрытой активную зону справа и слева.
Ночные рыбаки на берегу подводящего канала схватили по 400 бэр каждый, ближе к утру их стало неудержимо тошнить, очень плохо стало обоим. Жаром, огнём будто обжигает внутри грудь, режет веки, голова дурная, как после дикого похмелья. И рвота, непрерывная, изматывающая. За ночь они загорели до черноты, будто в Сочи месяц на солнце жарились.
А на табло каналов видно: нет воды! «Что за чёрт?! – с возмущением думал Акимов. – Ведь 8 главных циркулярных насосов в работе!» Тут следует отметить, что вместо 6 штатных насосов на время эксперимента были включены все 8, которые стали из-за этого подавать слишком холодную воду.
Дятлов, перекрывая грохот и шум, истошным голосом отдал команду: «Расхолаживаться с аварийной скоростью!» Но это была скорее не команда, а вопль ужаса… «Ё-моё!.. – панически мелькнуло у Дятлова. – Рванула гремучка… Где?. Похоже, в аварийном баке СУЗ (системы управления защитой)».
В помещение вбежал задыхающийся Перевозченко:
– Там что-то страшное… Разваливается пятачок реактора. Плиты сборки одиннадцать прыгают как живые…
Старший инженер, бледный, напряжённо смотрел на Акимова и Дятлова.
– Пожар в машзале!
К открытой двери подскочили Акимов и Дятлов. Там был ужас. Что-то невообразимое. Горело в нескольких местах на 12-ой и нулевой отметках… Перебило маслопроводы… рухнула кровля.
Дятлов выскочил из блока управления и, гремя бутсами, проскальзывая с раздирающим душу скрежетом на битом стекле, вбежал в помещение резервного пульта управления. Реактор был разрушен. Но Анатолий Степанович Дятлов считал иначе: реактор цел, взорвался бак СУЗ в центральном зале. Реактор цел… Реактор цел…
Стёкла в помещении выбиты, с визгом проскальзывают под ногами, сильно пахнет озоном. Дятлов выглянул в окно, высунув голову наружу. Ночь. Гул и клёкот бушующего пожара. В красноватом отсвете огня виден страшный завал… Также глаза видели раскалённые куски графита и топлива. Но сознание не принимало страшный смысл увиденного…
Дятлов вернулся в помещение управления. В душе то вздымалась упругая воля к действию, то обрушивалось всё в пропасть безнадёжности и апатии. Какой фон? Неизвестно. Приборов нет.
– Да был прибор на 100 рентген, но сгорел. Второй в каптёрке закрыт… Каптёрка в завале.
– Центрального зала нет, – сказал Проскуряков. – Всё снесло взрывом. Небо над головой. Из реактора огонь..
– Вы, мужики, не разобрались, – растягивая слова, произнёс Дятлов. – Это что-то горело на полу, а вы подумали – реактор. Помните, бак на 70-ой отметке, вмонтирован в наружную торцевую стену центрального зала.. Объём бака 110 кубов – немалый, так что… Таким взрывом не только шатёр, но и весь блок могло разнести… Надо спасать реактор. Он цел… Надо подавать воду в активную зону.
Так родилась легенда: Реактор цел. Эта легенда было доложена директору Брюханову. И далее – в Москву. Всё это породило много ненужной и даже вредной работы, усугубившей положение на атомной станции и увеличившей число смертей…
Дятлов несколько раз бегал на блок управления 3-го блока. Ещё не знали, что топливо и графит, заброшенные взрывом на кровлю, простреливают сквозь бетонно перекрытие…
Вернувшись очередной раз на БЩУ-4, Дятлов отдал команду Акимову:
– Ещё раз обзвони дневной персонал цехов. Всех на аварийный блок! В первую очередь электриков. Надо отрубить водород с электролизерной на 8-й генератор. Это сделают только они. Действуй! Я пройдусь вокруг блока…
– Сейчас прибудет Лелеченко со своими орлами.
(Вспомним фамилию генерала Лелюшенко во время поисков на перевале!)
Давлетбаев бросился к завалу 7-ой турбины, но подойти невозможно. Страшно скользко. Масло на пластикате. Турбину обволокло водяным туманом. С пульта отключили маслонасос…
Возле 7-й машины телефонная будка. Из которой машинисты всё время звонили на БЩУ. Против будки трансформатор, на нём оказался кусок топлива, о котором не знали. Там получили смертельную дозу Перчук, Вершинин, Бражник, Новик.
К пяти утра – многократные рвоты и очень плохое самочувствие у многих… (Вспомним, что стрелки часов Игоря Дятлова остановились на 5-31.)
Войдя в помещение БЩУ, Перевозченко сказал Акимову:
– Реактор разрушен, Саша…Надо уводить людей с блока…
– Реактор цел! Мы подадим в него воду! – запальчиво возразил Акимов. – Мы всё правильно делали!
Воздух был густой и пульсирующий… Они подошли вплотную к завалу. Завал возвышался горой, поднимаясь наклонно от самой земли аж до сепараторных помещений.
– Ё-моё! – воскликнул Дятлов. – Что натворили! Крышка!
Дозиметрист щёлкал туда-сюда переключателем диапазонов, бормоча: «Зашкал.. Зашкал…!»
– Выбрось ты его к едрене-фене!.. Японские караси.. Пошли в обход вокруг машзала…
Кругом на асфальте графит и куски топлива… В сознании у заместителя главного инженера по эксплуатации 40го энергоблока Дятлова возникло и жило теперь как бы 2 образа, 2 мысли. Одна:
«Реактор цел. Подавать воду».
Вторая мысль: «Графит на земле, топливо на земле. Откуда, спрашивается? Непонятно откуда. Активность бешеная. Нутром чую активность».
– Всё! – приказал Дятлов. – Откатываемся!
К пяти утра началась рвота. Очень плохое самочувствие. Головная боль. Буро-коричневый цвет лица. Ядерный загар. Горбаченко и Дятлов своим ходом ушли на АБК-1 и далее «скорой» – в медсанчасть.
«Что-то мешает воде попадать в реактор, – думал Акимов. – Где-то на трубопроводе закрыты задвижки». Никак не хотели поверить они, что реактор разрушен, и вода в него не попадает. А из Москвы передавали: «Держитесь! Охлаждайте реактор».
Topic: Dyatlov as an engineer in Chernobyl (Read 9823 times)